Загадка Русской стихии есть та же, что и загадка ЧЕЛОВЕКА, т.е. Человека вообще, Всеобщего Человека. Русь – это исключительно поляризованный, напряжённый Организм, являющий собой Единство (исторически – конфликтное, Метаисторически – Гармоническое) крайне выраженных противоположностей. Как разрешающееся противоречие, она есть источник развития всей Ойкумены.

Прежде всего следует выделить противоречие евразийства. Русь, как уже было сказано, нельзя свести ни к западной, ни к восточной культуре, но при этом нельзя её рассматривать как «ни то ни сё», ибо как раз обе эти крайности предельно выражены в Русской Евразии. Весь Евразийский континент имеет своим зиждительным основанием Русскую Евразию (Средиземье), которая не только разделяет Запад и Восток, но и соединяет их в себе и собою. Да и сами понятия «Восток» и «Запад» возникли только с позиций Русской Евразии. Без Руси невозможна гармония Запада и Востока. Азия не может одухотворить вещную Европу. Эту миссию берёт на себя Русь, к тому же она для Европы своя, христианская. Исторически евразийство Руси, как и всякое противоречие, есть диссонанс, Метаисторически – разрешённое противоречие, Симфоническая Личность. Если Запад – это извращённый вариант свободы индивида – индивидуализм, Восток – извращённый вариант коллективности – коллективка, то Русь, несмотря на метание между этими крайностями, есть поиск Гармонии индивидуальности и коллектива, или, другими словами, персонализма и коммюнотарности. Исторически – это борьба Личности и Рода. Контрадикция Запада и Востока наблюдается во всём. Запад – это механицизм, обыденность, рационализм; Восток – это витализм, мистерия, вера. Русь совмещает в себе оба полюса, причём народу всегда был ближе восточный полюс, а власть всегда предпочитала западный. Гармоническое совмещение этих полюсов возможно лишь при наличии подлинно Русской Власти, которая является только в лице Святых Правителей Святой Руси. Внутренний конфликт между восточным и западным мировоззрением раздирал и Римскую империю, и христианскую церковь. В средние века – это проблема христианства и мусульманства. В конце веков этот конфликт, в его самом остром проявлении, произошёл вначале между Россией и Западом, затем – в самой России – в связи с резким поворотом власти к Западу, который буквально ворвался в Россию, раздробив её по образу Европы.

Обширность просторов Русского государства, его органический рост объясняется борьбой центробежных и центростремительных сил, одинаково присущих Руси. В своё время религиозные и казачьи общины в поисках града КИТежа, где торжествует народоправство, постоянно осваивали новые земли, но суровый централизм снова и снова налагал свои узы. Обретение огромного географического тела можно объяснить также наличием евразийской души у Русского народа, его движением на родной Восток, подальше от влияния европейских государственных структур, разлагающих вечевой принцип народной жизни. В конце пред-Истории возобладали центробежные силы, но это для того, чтобы в Обновлённом Теле Руси были явлены по Истине прочные и добровольные связи окраин (утомлённых разрухой и междоусобицей) с Центром, чтобы учредилось окончательное равновесие центробежных и центростремительных сил, выражающееся во вращении всего и вся вокруг Центра, исполненного Кафолической Мудрости.

Русский народ удивительным образом обнаруживает следующую полярность: автаркичную, замкнутую в себе имманентную культуру и стремление к трансцендентной культуре, т.е. сочетает в себе яркую национальную самобытность и культурологическую всечеловечность. В этом проявляется закон Любви: нахождение себя в другом и другого в себе. Если Европа, центром которой является германский дух, есть мужское начало, Азия – женское, то Русь – это андрогинный (мужеженский) феномен. Но исторически у неё преобладает восточная женственность. Поэтому Германия всегда пыталась овладеть её женственной стихией. Но овладеть Русью откровенным насилием извне невозможно. Святой Земле, помимо её женского долготерпенья, всегда помогало Божественное Мужское Начало, которое исторически было лишь в качестве утробного, как «начаток Духа» (Рим 8:23). Рождение Мужа Руси – это уже Метаисторическое Событие.

Славяне, тяготевшие к Западу, остались славянами лишь по плоти, по духу они огерманились, окатоличились и ожидовились (омаммонились), утратив нестяжательный и общежительный быт. Русь, с её Кафолической Душой, не включается в славянство без остатка, несмотря на то, что таковое кажется более ёмким понятием. Русская стихия – это славянство, тяготеющее к Востоку и удерживающее во всей полноте культуру Запада; исторически это – спасительная экспансия на Восток, Метаисторически – победный контрпоход на Запад в качестве всепокоряющего примера Разумного Социального Устройства, вышедшего на Свет из тьмы преисподней (Еф 4:9).

Прагматический Запад – это ускорение времени, мельтешение многообразия, стремление к временному; созерцательный Восток – это остановка времени, стремление к вневременному, к Единому. В раздельности они приходят к тупиковому состоянию, ибо крайность – всегда плохо.

История Руси до Петра I складывалась так, что возник чересчур сильный перекос в сторону восточной стихии, и это ввергало страну в состояние сонливости и ложной самодостаточности. Пётр I, пробуждая Русь, опрокидывает её в другую крайность. Секулярность начинает преобладать над сакральностью. Но «заразившись» Европой, Срединная Земля усилила евразийскую полярность, стимулировав оба полюса – Русское западничество и Русский ориентализм – к последующему поиску Мировой Гармонии. Октябрьская революция – это как бы завершающий аккорд реформ Петра I. Большевизм есть одновременно и азиатчина (по средству), и европеизм (по результату). Большевизм – это запоздалый и извращённый протестантизм. Если у Лютера имеет место невыраженный атеизм, проявившийся в сильном упоре на рационализм и самостоятельность человека (в каждом «я» – личный Посредник), то Россия выражает его до конца. Правда, меж Лютером и Лениным – Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель, Фейербах, Маркс. В большевизме можно узреть восточное религиозное горение. Рьяный атеизм, борясь с религией, попал в её объятия, ибо объятия есть нечто общее для борьбы и любви. Русский народ овнешнил безбожное нутро Европы, показав всему миру его погибельную сущность. Россия, в силу своего радикализма, осуществила идеалы Запада до конца и обнаружила их внутреннюю несостоятельность. Пострадав за всех, она освобождается от всего инородного и чуждого. Переживая крушение европейских идеалов, взращённых большевизмом на Русской почве, Россия, вместе с тем, переживает смерть всех крайностей западничества.

Русское западничество XIX века проявилось следующим образом: как либеральное (английское), реакционное (прусское) и как радикальное (французское). Радикальное (социалисты) разделялось на крестьянско-общинное (народники) и государственно-капиталистическое (марксисты). Пост-социалистическое западничество (апокалиптический либерализм, некий возврат к англосаксонскому варианту) является сугубо антирусским. Старые западники, в отличие от либералов, не имели крайне скептического отношения к цивилизационным потенциям Руси, убеждения в тупиковости и обречённости её государственности, они не были противниками имперскости. Апокалиптический либерализм под видом антитоталитаризма, антисоциализма выступает как враг Руси и Коммунизма, не различая последний на противоположные (как смерть и жизнь) фазы*. Следует обратить внимание на тот факт, что при Совдепии было равенство, но не было свободы личности. Когда же при либерализме возникла свобода, не стало равенства. По этому поводу В. Соловьёв сказал: «Одна свобода ещё ничего не даёт народному большинству, если нет равенства». Свобода и равенство примиряются только в Братстве, на которое не ориентирован индивидуалистический Запад. Для Настоящих Русских эта категория является главной в слогане «Свобода, Равенство и Братство». Когда же появляется Вождь, которого ЕДИНОГЛАСНО принимают Русские (граждане Святой Руси) как Отца родного, наконец, возникает Общество Духовного Братства, и соответственно, Свободы и Равенства.

Западничество всегда было связано, главным образом, с интеллигенцией, ядрёный же Русский народ далёк от европейского типажа. Европеец стремится к орднунгу в ветхом мире, он не может жить без калькулизма и нормативных оков. Русский, напротив, не смог бы жить без анархического подхода к «миру сему». Европеец – реалист, ценит «мир сей», цепляется за него, и в нём он не гость, а хозяин. Он не любит крайности и держится «золотой середины», уклоняясь от противоречий, вместо их разрешения. Для него обязательны внешние степенность, благочинность, избежание эксцессов. У русских широта и доброта характера часто бывают спрятаны под защитными реакциями грубости. Русский человек не привязан к «миру сему», в котором он всегда чувствовал себя «странником и пришельцем» (1Пет 2:11), что на Западе рассматривается как варварство. Настоящий Русак ориентирован на Идеальный Мир (Ин 14:27), и в этом смысле он идеалист. Крайности сродни его природе, и ему претит всякий этикет*. Европейцу свойственна ДЕЛОВИТОСТЬ, русскому же присуща ДОБРОДЕТЕЛЬ, стремление к которой, как известно, всегда вело к конфликту с «миром сим». Религия для европейца не более как средство, для Русского предмет веры является Целью. На Западе религия переродилась в политику, как искусство – в технику, а философия – в утилитарные науки.

Одним из важнейших противоречий, имеющих отношение только к Руси, к её уникальной судьбе, является богоборчество. Историческое христианство однозначно употребляет эту категорию – лишь в негативном значении, понимая её как борьбу против Бога. Но Библейский смысл борьбы С Богом удерживает и противоположную в ней сторону – борьбу вместе с Ним. Бороть-ся с Богом значит в союзе с Ним бороть себя в перстном качестве, которое упорно противостоит Ему (Рим 7:21–25). Конечно, есть богоборчество только как противление Истине (борьба талмудического Рахаба и жидовства, распинающего Христа), а есть борьба Иакова (Быт 32:24–28), Иова* и России. О Иакове сказано, что поскольку он боролся с Богом, то и человеков одолевать будет. О Руси же можно сказать, что ей предопределено пленить собою все народы. Даже Русское противостояние Богу, Русский атеизм, есть такая АНТИрелигиозность, которую следует рассматривать как неравнодушие к Богу и, вообще, как род религии. Запад же ИРрелигиозен даже в религиозных учениях. Антирелигиозность знает Бога, иррелигиозность не знает Его. Октябрьская революция отвергает скорее не Бога, а букварское Его понимание, историческую религию, не могущую победить зло ветхого мира. Вообще, преследовать веру – это принимать её всерьёз, и те, кто является добросовестным и последовательным противником религии, не могущей создать Нового Человека, становятся исключительно идейными и страстными верующими*.

Русские Мессианство и нигилизм совпадают: оба имеют апокалиптическую природу, жаждущую конца ветхой истории. Русский нигилизм – это религия крайне выраженной негации, предполагающей существование Сверх-мира, Иномира. Русское Мессианство культивировалось в очистительном огне страданий, и чем больше Русь страдала, тем меньше она примирялась с «миром сим».

С целью шокировать религиозное сознание, воинствующий атеизм в своё время любил муссировать следующий софизм: «Может ли Бог создать такой камень, который Он не сможет поднять?» Сможет ли создать или не сможет, Он в любом случае по софистической логике не всемогущ. Этот камень создал Русский народ. Он, как Христос, на крестном пути понёс СВОЮ непосильную ношу, под тяжестью которой он подорвался насмерть. Но он, как Христос, достигает своего Воскресения, решая непосильную задачу, которая теперь не софизм, а разрешающееся противоречие, диалектический парадокс.

Октябрьский социализм имеет универсальную схожесть с христианством во всех его основных проявлениях: как в католицизме, правит один непогрешимый папа, преследуются и истребляются враги веры; как в православии – тот же дух общинности, правит партийный клир – некоторые; как в протестантизме – выборность «слуг» народа, революционное установление новых традиций, в управлении участвуют все (всеобщий рационализм). Здесь и монархия (точнее – деспотия), и аристократия (точнее – олигархия, или господство политбюро-кратов), и демократия (точнее – связанная охлократия).

Конечно, Октябрьская революция – величайший грех, но это грех всего мира, который Россия взяла на себя, это – теории Запада, которые она онтологизировала, понеся на себе социальную болезнь человечества и испытав всю боль её критического периода, необходимо предлежащего выздоровлению больного мира. Такой пророк, как Достоевский, предрекал неизбежность Раскола Родины Романовых (отсюда – Раскольников Родион Романович), предвидел неотвратимость личной («Преступление и наказание») и общенациональной («Бесы») трагедии насилия и отпадения от Бога (Мф 27:46). В «Преступлении и наказании» он наперёд показывает несостоятельность теоретика Ницше, в «Бесах» – несостоятельность теоретика Маркса, которых столь упорно (и исторически необходимо) внедрял в практику жизни Сталин.

Подлинно Русская стихия – это крайне выраженный интернационализм, граничащий с Супернационализмом, являющимся разрешённым противоречием национализма и космополитизма*. СУПЕРнационализм, свойственный только Русам, – это и СВЕРХ– (высший) и НАД– (запредельный) национальный интерес, т.е. стремление ко Всеобщему Благу на Истинном Основании, каковым является Русская Идея.

Русам свойственны одновременно Кафолическая самоуверенность и самокритика, доходящая до самобичевания; традиционалистская инертность и мобильность как способность увлечься Сверхидеей*, «саморазрушение и самоспасение» (Достоевский).

Русский народ всегда был самым-самым во всём (и в низком и в высоком): самым материалистическим и самым идеалистическим; самым посюсторонним и вместе с тем уповающим, как никакой другой народ, на потустороннее (светлое будущее); самым языческим (светлое язычество) и самым христианским. При всём своём атеизме, он, как ни парадоксально, извечно нёс в себе крайне выраженную религиозность, которая должна присутствовать во всём, даже в атеизме. Поэтому Социалистическая революция была бы невозможна без учения как неразличенного единства атеизма и религии. Идея диктатуры пролетариата проповедовалась как религия, долженствующая спасти мир. Новое религиозное учение было материалистическим прочтением не только философии Гегеля, но и Евангелия. Это учение предлагало следующие постулаты: спасение мира – через кровь, но не Христову, а человеческую; первична идея, но идея бытия*, а не сознания; радикальное преобразование мира силой, но не столь силой Любви к Коммунизму, сколь действенной ненависти к его врагам; Царство наследуют нищие, но нищие в материальном смысле, а не духовном (Мф 5:3); новая Земля – да, «Небо – долой»*; Цель достигается через жертву, но так, что главное – жертва, а не милость (Мф 12:7); Благо-получие – это получение прежде всего «пищи и пития», а не обретение праведности и радости духовной (Рим 14:17); наперекор Христу, побуждающему отдать свои богатства, – необходимость отъёма чужих; преобразование мира посредством физического меча, а не «мечом уст»; разделение церкви и государства, а не их Гармоническое соединение…

Поскольку историческая церковь не могла учредить вожделенную для Русского народа правду, поскольку добро не достигнуто добром, почему бы не попробовать его достичь злом. Для нового учения важным было и прямое совпадение с Евангелием, религиозным мировоззрением и церковным культом. А именно: обетование светлого будущего; «корень всех зол сребролюбие» (1Тим 6:10) и частная собственность (Деян 4:32); больший из народа есть его слуга (Мф 20:26) (= «Депутат – слуга народа»); богатым нет места в Царствии (Лк 18:25); эсхатологическое восприятие мира; идея нового человека; бесклассовое общество с общественной формой собственности; «Кто не работает, тот не ест» (2Фес 3:10); «Кто был ничем, тот станет всем» (1Кор 1:26–28); «Кто не с нами, тот против нас» (Мф 12:30); стремление разрушить мир насилия до основания, с тем чтобы построить новый мир (что можно связать со словами Христа «Я разрушу храм сей рукотворённый и через три дня воздвигну другой…» Мк 14:58); «Каждому – по его труду» (= «воздастся каждому по делам его»); демонстрации как аналог крестному ходу с хоругвями и иконами; мавзолей* с мумией («святые» мощи); пение «Интернационала» как подражание псалмопению; клубы – своего рода «храмы», красные уголки – «иконостасы»; культ обличения и покаяния (теперь – критика и самокритика)… Но главное – это наличие мессианского народа – мирового пролетариата – и его вождя, который «всегда живой». Словом, как некогда христианство включило в себя элементы язычества, так и воинственный атеизм включил в себя черты христианства.

Исторически Пророк не принимается в отечестве своём, это возможно только в эсхатологическом пределе. Но на него всегда был ориентирован Русский народ, который, истосковавшись в ожидании пророка, поспешил принять лжепророка, анти-ХРИСТА, коему и надлежало прийти раньше (2Фес 2:1–3). Русскому народу необходимо было заразиться революционными идеями, чтобы изблевать их порочный элемент и очиститься, чтобы научиться различать голоса и признать, наконец, Истинного Пророка в Отечестве своём.

Кто не искал переделать мир человека, тот менее был уловляем врагом душ человеческих – «духом заблуждения», – который имеет своих мучеников, подвижников веры – веры в идеалы «добра» (достигаемые любыми средствами).

В конце веков Россия, в своей одной стороне, остаётся Девой, временно замершей, в своей другой – является блудницей. Покаяние последней приводит к Воскресению Руси-Девицы, которая «не умирала, но спала». Это целомудренное воскресение становится делом спасения для всего мира.

Поскольку Русь является Всеобщей ценностью, она есть самое особенное. Конечно, каждая нация является особенной, но Русские есть нечто наиособенное, исключительное. Их исключительность состоит уже в том, что они не считают себя исключительными (и таким образом не исключают себя из Всеобщего). Прежде всего исключительным у Руси является страдание, которое по глубине то же, что и у Христа, но именно Русский народ сознаёт себя Народом-Мессией, исполненным Благодати.

Считают, что еврейский народ самый многострадальный, гонимый, но этот народ никогда не умирал, не утрачивал своего национального (а точнее – кагального) самосознания. Русский же народ, в силу своего крайне выраженного интернационализма, дошёл до потери себя, своего живого чувства национального единства, что позволило сделать над ним «большой эксперимент»*. Но и в этом следует усмотреть провидение Божие. Дело в том, что восхождение к Благодати предполагает нисхождение во ад, распятие (Еф 4:9). Ветхие небо и земля не могут прейти, пока не исполнится весь Закон в филогенезе (Мф 5:18), и Россия, взяв Христово иго, пошла «путём древним» (Мф 11:29 ←→ Иер 6:16): через тёмное настоящее к светлому будущему. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: чем более углублялись в России противоречия, тем лучше выковывался характер подлинно Русского человека.

«Большой эксперимент» осуществился до конца не только по причине утраты сознания национального принадлежания; имели место и другие факторы: бесконечная доверчивость Русов, не уступающая доверчивости индейцев Америки и народов крайнего Севера, исключительная простота, доброта, неизбывный оптимизм, не позволяющий впадать в отчаяние, христианское долготерпение, которое расценивалось русофобами как отсутствие достоинства у Русичей. Долготерпение является свидетельством глубины характера, а степень гражданского повиновения есть критерий цивилизованности и культуры. Русский народ, являясь исключительно податливым человеческим «материалом» («живые камни») в силу своего беспримерного доверия властям, не теряя своего самого несчастного и самого счастливого качества – повиновения, – осуществляет перенос своего внимания от антинародной власти к Власти, служащей Принципу Народности.

Сила народа (как сила тока) пропорциональна разности его потенциалов. Усреднённые, бесконфликтные сообщества людей лишены Гармонии (являющейся положительным единством крайне выраженных противоположностей, разрешённым противоречием), их члены обречены на мутацию, превращение в компьютеризированных фантомов. Постоянное усиление различных поляризаций исторически присуще только Русскому народу. Это – непрерывное углубление борьбы централизма и демократии, переживаний чувства простора и тесноты. Русская история – это проявление неподражаемых миролюбия (по закону свободы) и воинственности (по закону необходимости), это – крайне выраженные динамизм и устойчивость мировоззрения, бунтарство и смирение, волюнтаризм и фатализм, радикализм и умеренность, экспансивность и замкнутость, максимализм и минимализм, сакральность и секуляризм, коллективизм и разобщённость, вознесение и падение, апокалиптизм и нигилизм, монархизм и анархизм (антиэтатизм), православная ортодоксия и множественность еретических направлений*, оседлость (чувство малой Родины, привязанность к могилам отцов) и странничество (отголосок вольно- и мудро-любивого скифства), теллуризм (языческое стремление к посюсторонности, к земному началу) и космизм (мистическое стремление к универсализму, трансцендентности), консерватизм и революционность, религиозный аскетизм (доходящий до массового самопогребения заживо) и вакханалия (доходящая также до самоистребления), стремление к богатству в плане всеобщего (государственное процветание, церковная роскошь) и личное нестяжательство*, трудолюбие и леность. Трудолюбие всегда проявлялось, когда была вера в то, что усилие направлено ко всеобщему благу. В пользу трудолюбия говорит преодоление географических, климатических и социальных трудностей, каких не знало ни одно государство. Леность же у Русичей объясняется только нежеланием «обустраивать» «мир сей». Вся история Русского государства, которое создавали рыцари противоположной природы – варяги Севера и казаки Юга, – это постоянное усиление поляризации власти (с её чужеземной культурой) и народа, конфликт иерархии и равенства, урбанистического духа и деревенского уклада жизни*, этатизма и общинности, то есть вертикальной и горизонтальной социальных структур. Последний конфликт является одним из важнейших противоречий, движущей силой в становлении социальной Гармонии, приход к которой осуществляется через разрешение парадокса, состоящего в том, что Русы, ненавидя этатизм, вынуждены были создать величайшее государство. Причём, государство не сворачивалось по мере увеличения трудностей защиты его огромных просторов, а напротив – разрасталось. Чтобы сохранить в окружении коварных государств свою национальную особенность, заключающуюся в беспримерной общинности, в живом проявлении Принципа Народности, в чётко выраженном негосударственном складе народной Души, в безграничности её ландшафта*, Русский народ сам шёл в тесноту исторической государственности, и в этом проявился его глубочайший трагизм. Крепостническую «прошнурованность» (при которой крестьяне были солдаты, а дворяне – командиры)* Русский народ переносил стойко, сознавая постоянную военную угрозу и необходимость превращения всей Руси в сплошную крепость. И ни Наполеон, ни Гитлер не смогли «освободить» «несчастный» народ от «ига» (вначале – помещиков, потом – большевиков).

На Руси противоречие этатизма и общинности постоянно углублялось, Русская Метаисторическая Истина всё более стеснялась тернием исторического, конечного начала, что привело судьбоносную для всего мира Державу к её распятию. С одной стороны, беспредельная Страна могла сохранять свою целостность только при наличии беспредельного централизма, возникновению которого добровольно способствовал исключительно вольнолюбивый народ, с другой стороны, именно крайний монархический централизм парализовал инициативу нации. С одной стороны, народ называл своих монарших особ батюшкой и матушкой (что происходило не от раболепия, а по причине любви к живому средоточию Святой земли), с другой стороны, неотвратимо возрастала волна протеста против невозрождённых венценосцев, обладающих неограниченной властью.

Подлинно Русский народ является самым подвижническим, самоотреченным и мобилизационным народом в плане служения Метаисторическим идеалам, и это потому, что он, в отличие от других народов, никогда не любил «эту» жизнь, а в конце времён возненавидел её (Лк 14:26).

Существует распространённое суждение, что все народы живут так, как они того заслуживают. Это верно применительно ко всем народам, кроме Русского. Он, как Христос, и заслуживает и не заслуживает* своей трагической судьбы.

Одним из главных противоречий Русской Державы явилось противоречие исторических государства (тела) и церкви (души). Вплоть до Петра I на Руси внешнедеятельное, натуралистическое начало государственной жизни преступно отставало от религиозного спиритуализма, но со времени реформ Петра отношение государства и церкви стало складываться противоположным образом – секулярная часть стала угрожающе перевешивать сакральную, что привело в Конце концов к смерти и государства, и церкви (Ин 12:24)*.

Русский Богоносный народ повторяет путь Христа – умирает душой и телом, чтобы обрести Дух, Который есть Единство Новой Души (Обновлённая Церковь) и Нового Тела (Государство как Нравственная Идея). Вождь Возрождённой Руси обязательно совмещает в Себе секулярное и сакральное начала, т.е. является Царём и Священником.

Парадоксы России есть не что иное, как проявление диалектических законов, движущая сила общечеловеческого развития. Русь, являясь сердцем Ойкумены, кругообращает Кровь мировой Культуры. Исторически Срединная земля, отягчённая глубочайшими неразрешёнными противоречиями, центробежно гонит от себя различные культуры, но, вместе с тем, она притягивает их к себе, что особенно проявляется, когда Русь становится страной разрешённых и разрешающихся противоречий.

Отдельные граждане Руси впадают в какую-либо из крайностей, как это спорадически происходило с самой Русью, но в целом многострадальная Держава удерживает все полярные противоположности, примиряя их в Метаистории. Жребий предызбранного народа заключается в том, чтобы не избегать крайностей, а совместить их в новом качестве, не сводясь ни к одной из них.

Можно услышать, что еврейскому народу тоже свойственны крайне выраженные противоположные проявления. Например, атеизм и религиозность, не знающий границ космополитизм (присущий Маммоне) и национализм. Но еврейские атеизм и космополитизм, которые особенно проявились в Октябрьской революции, не соответствуют духу еврейского народа (разве жидовизму) и означают утрату его этнотипических признаков. Духу же Русского народа свойственны полярные заряды, без которых нет становления Гармонии, нет Света, нет древа Познания. Можно бросить последний козырь в защиту еврейского народа, свидетельствующий о его «великой тайне», которая заключается в том, что он самый рассеянный (разлагающийся) и самый сплочённый (живучий) народ. Но его рассеянность чисто географическая (в чём мало уступают Русы в Великой Скифии и мире) и далека от Русского интеллектуального атомизма, т.е. разномыслия (1Кор 11:19), многообразия мировоззренческих концепций, часто взаимоисключающих, напряжённого внутреннего поиска Духа Истины во всех направлениях; а его сплочённость не более как душевная, основывающаяся на зоологическом и обрядовом единстве, на букве ВЕТХОГО ЗАВЕТА*, КОТОРЫЙ «УМЕР – и се жив» только через Новый Завет.

Глубочайший же процесс внутреннего разобщения (смерть) Русов, усиливаемый разного рода русофобами, способствует, как ни парадоксально, созиданию Русского Национального Монолита, возрождению на Новом Уровне самого общинного Народа. Доколе существует Русская культура, существует и генная запись в Русском народе, отмеченная печатью коллективизма, взаимовыручки, – запись, которая в конце времён получает воплощение в самом лучшем своём качестве. Примитивный материалистический взгляд полагает, что суровые климатические условия явились причиной возникновения такого генотипа, каковым является Русский народ. В таком случае всех, желающих исправить себя в плане преодоления индивидуализма, следует отправить в Сибирь.

Всё социальное бытие человека западного типа изначально пронизано индивидуализмом и юридическим формализмом. Западный человек с момента его появления «искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд» (Киреевский). Дилемма внутренней и внешней свободы на Западе не стояла. Европа всегда шла путём внешнего освобождения личности. Западный человек должен подчинять свою духовную жизнь задачам достижения материального благополучия. И он расплачивается утратой духовного роста, что неизбежно в условиях изнуряющей гонки за материальным успехом, отсутствие которого для западного менталитета возможно только у неудачника, лентяя и дурака. Мировоззрение, одержимое материальным, плотским процветанием, так или иначе понятие свободы будет отрывать от совести. Но бессовестная свобода есть социальное зло. По Истине свободные граждане, каковыми являются Настоящие Русские, есть рабы со-Вести* (Рим 1:1), этого полпреда Бога на земле. Воля (вольница), к которой всегда стремилась Русская стихия (Казакия), больше чем свобода (Л. Толстой) и есть сугубо Русское понятие, отсутствующее в европейских языках, ибо означает ЕДИНСТВО внешнего и внутреннего. Такая Гармония достигается только в Общине, полагающей во главу угла принцип ВСЕОБЩЕГО интереса. Но западный менталитет считает (противу Евангелия – Мф 23:11), что «личность, которая подчиняет себя коллективу, изменяет себе» (Ланкур-Лаферрьер) и что такое подчинение является «формой мазохизма». Ведь «главное завоевание демократии – свобода личности». При этом нет никакого различия на личность и Личность.

Культ ОСОБЕННОГО интереса у отдельных людей и этносов всегда вел их к моральной деградации, взаимному порабощению и истреблению, а также к уничтожению экологической среды, энергетических ресурсов, биосферы вообще. Поэтому спасение человечества осуществляется посредством Всеобщего, Универсального Интереса, каковому служит Русская Идея.

Ещё основоположники славянофильства правильно отмечали, что в странах Запада отношения между людьми всегда строились не на основе «нравственного закона любви» (Хомяков), а путём договорно-правового регулирования, что практика Запада – решать вопросы социального строительства посредством подсчёта голосов – порочна, т.к. «мудрость и правда» принадлежат «приговору единогласному», а не формальному большинству голосов. Только при торжестве Русской Идеи, которой проникнуто всё Общество, являющееся Симфонической Личностью, возможно всеобщее Согласие*. Что же касается западного варианта парламентских* дебатов, то это сфера со-мнений, доходящих до шизофрении, когда из-за несогласия сторон возникает раскол «думского органа» страны. Неспроста римские императоры говорили: senatores optimi viri, senatus mala bestia*.

Модель Справедливого Общественного Устройства возможна и действительна только при опоре на ядрёный Русский Народ с его парадоксальным складом души, приведённой в гармоническое состояние подлинно Русской Властью. Высшая Гармония есть не просто усреднённость (ни то, ни сё), а разрешённое противоречие, положительное единство максимально поляризованных зарядов, извечно присущих Русскому характеру.

Г. Лебон полагает, что устоявшиеся правила поведения, характер этноса есть его нравственность, которая не зависит от ума, ибо она наследственна и бессознательна. Но есть нравственность (нравы) как сугубо природное начало и Нравственность как Божественное Сознание, к каковому прямое отношение имеет Русская Идея.

Русские, как никакой другой этнос, в конце истории потеряли чувство Родины, в наказание за то, что ориентированы были на её Метаисторическое преобразование*. Высшее понятие Родины – это совмещение Небесной Родины с Земной, когда Разумная Воля торжествует «и на Земле, как на Небе», это – господство воскресшей Русской Идеи.